Американха - Страница 57

Ифемелу частенько вспоминала тот вечер в начале ее работы няней: Кимберли не было дома, Тейлор играл, а Морган читала в детской. Внезапно Морган отложила книгу, спокойно поднялась к себе и ободрала обои у себя в комнате, опрокинула туалетный столик, сорвала покрывало с постели и взялась дергать за накрепко приклеенный ковролин, но тут уж вбежала Ифемелу и остановила ее. Морган была как маленький стальной робот, она вырывалась с силой, напугавшей Ифемелу. Вероятно, этот ребенок вырастет серийной убийцей, как женщины в теледетективах, что стоят полуголые на темных дорогах и завлекают шоферов-дальнобойщиков, чтобы удавить их. Когда Ифемелу наконец постепенно ослабила хватку на угомонившейся Морган, та вернулась вниз к своей книге.

Позднее Кимберли, плача, спросила дочь:

— Милая, скажи мне, что не так?

И Морган ответила:

— Все это розовое у меня в комнате не по мне, я уже слишком взрослая.

Теперь Кимберли дважды в неделю возила Морган к психотерапевту в Бэла-Кинвуд. Они с Доном начали осторожничать рядом с дочерью и трусить под ее осуждающим взглядом.

Когда Морган выиграла конкурс рассказа в садике, Дон приехал домой с подарком. Кимберли встревоженно стояла у подножия лестницы, а Дон отправился наверх — вручать подарок, обернутый в сверкающую бумагу. Вернулся через пару мгновений.

— Даже не взглянула. Встала и ушла в ванную — и сидит там, — сказал он. — Оставил подарок у нее на кровати.

— Ну ничего, милый, она передумает, — сказала Кимберли, обнимая его, поглаживая по спине.

Позже Кимберли вполголоса сказала Ифемелу:

— Морган с ним очень сурова. Он так старается, а она ни в какую. Нет, и все тут.

— Морган никого к себе не подпускает, — отозвалась Ифемелу. Дону неплохо бы помнить, что ребенок тут Морган, а не он.

— К вам она прислушивается, — проговорила Кимберли грустновато.

Ифемелу захотелось сказать: «Выбор у нее не очень-то велик», поскольку хотела, чтобы Кимберли не была такой очевидной в своей податливости: возможно, Морган просто нужно почувствовать, что мама способна ей противостоять. Но вслух Ифемелу сказала:

— Все потому, что я ей не родственница. Она меня не любит и потому не чувствует по отношению ко мне ничего сложного. Я просто ей досаждаю — в лучшем случае.

— Не понимаю, что я делаю не так, — сказала Кимберли.

— Время такое. Пройдет, вот увидите. — Кимберли хотелось защищать, хотелось оберегать.

— Единственный человек, который ей нравится, — мой двоюродный брат Кёрт. Вот его она обожает. Когда семья в сборе, а Кёрта нет, она куксится. Узнаю, не может ли он к нам заехать, потолковать с ней.

* * *

Лора принесла журнал.

— Вы гляньте, Ифемелу, — сказала она. — Это не Нигерия, но близко. Я знаю, знаменитости бывают с приветом, но вот эта, похоже, дело делает.

Ифемелу с Кимберли глянули на страницу вместе: тощая белая женщина улыбалась в объектив, на руках у нее сидел темнокожий африканский младенец, а вокруг живым ковром столпились темнокожие африканские детишки. Кимберли издала неопределенное «хм-м-м», словно не понимая, что ей полагается чувствовать.

— Еще и шикарная, — добавила Лора.

— Верно, — сказала Ифемелу. — И такая же тощая, как детвора, только у нее худоба — по личному выбору, а у них — нет.

У Лоры выскочил смешок.

— А вы и впрямь смешная! Нравится мне ваша бойкость!

Кимберли не рассмеялась. Позднее, один на один с Ифемелу, она сказала:

— Мне неловко за Лору, не надо было ей так говорить. Мне слово «бойкость» никогда не нравилось. Это слово применимо к некоторым людям, а к некоторым — нет.

Ифемелу пожала плечами, улыбнулась и сменила тему. Она не понимала, зачем Лора выискивает всякие данные по Нигерии, расспрашивает ее о мошенничествах по 419-й статье, рассказывает ей, сколько денег нигерийцы ежегодно высылают из Америки на родину. Интерес этот был воинственный и недоброжелательный — и впрямь странно уделять столько внимания тому, что тебе не нравится. Вероятно, все это на самом деле направлено против Кимберли: Лора эдаким извращенным способом досаждала сестре — говорила всякое, за что Кимберли приходилось извиняться. Впрочем, вроде бы слишком много трудов, а выгоды почти никакой. Поначалу Ифемелу сочла извинения Кимберли трогательными, пусть и необязательными, но постепенно стали возникать вспышки раздражения: все новые и новые извинения Кимберли оттеняло самолюбование, словно Кимберли считала, будто извинениями сможет изгладить все зазубрины на земной поверхности.

* * *

Через несколько месяцев работы Ифемелу няней Кимберли поинтересовалась:

— Может, имеет смысл переехать к нам? Цоколь у нас — однокомнатная квартира с отдельным входом. За аренду ничего не возьмем, разумеется.

Ифемелу уже подыскивала себе студию, рвалась убраться от своих соседок, раз теперь ей это было по карману, а в жизнь Тёрнеров ввязываться еще сильнее ей не хотелось, но все же подумала было согласиться, поскольку услышала в голосе Кимберли мольбу. В конце концов решила, что жить с ними не сможет. Когда отказалась, Кимберли предложила ей пользоваться их запасным автомобилем.

— Вам будет гораздо проще добираться сюда после занятий. Это старая машина. Мы собирались от нее избавляться. Надеюсь, она у вас не заглохнет посреди дороги, — добавила Кимберли, будто «хонда», отработавшая всего несколько лет, без единой вмятины на корпусе, вообще способна заглохнуть на ходу.

— Не следует вам доверять мне уезжать на вашей машине. А ну как я однажды не вернусь? — сказала Ифемелу.