Американха - Страница 76


К оглавлению

76

Глава 21

Воскресным утром позвонила тетя Уджу, разгоряченная и напряженная:

— Ты глянь на этого мальчика! Приезжай и посмотри, что за дрянь он хочет надеть в церковь. Отказался надевать то, что я для него приготовила. Ты же понимаешь: если он не оденется как следует, они все найдут, что про это сказать. Если они неряхи — это не беда, а вот когда мы — совсем другое дело. Я его так же и про школу просила — веди себя потише. Давеча мне сказали, что он болтал на уроке, а он мне заявил, что он болтал, потому что доделал, что велено. Пусть ведет себя потише, потому что он вечно будет отличаться от всех остальных, но пацан не понимает. Поговори, прошу тебя, с твоим двоюродным!

Ифемелу попросила Дике уйти с телефоном к себе.

— Мама хочет, чтобы я носил эту уродливую рубашку. — Говорил он вяло, бесстрастно.

— Я знаю, какая это неклевая рубашка, Дике, но надень ради нее, ладно? Только в церковь. Только сегодня.

Она знала, о какой рубашке речь, — о полосатой безвкусной рубашке, которую для Дике купил Бартоломью. Такие рубашки Бартоломью и покупал, они напоминали его друзей, с которыми Ифемелу однажды познакомилась на выходных, — нигерийская пара, приехавшая в гости из Мэриленда, их двое сыновей сидели рядом с ними на диване, оба застегнутые наглухо, чопорные, заточенные в духоту иммигрантских устремлений родителей. Она не хотела, чтобы Дике выглядел так же, но понимала тревоги тети Уджу — та торила себе путь по неизведанной территории.

— Ты, может, в церкви никого из знакомых и не встретишь, — сказала Ифемелу. — А я поговорю с твоей мамой, чтобы она тебя больше не заставляла это носить.

Она уговаривала, пока Дике не согласился — если ему разрешат идти в кроссовках, а не в ботинках со шнурками, как настаивала мама.

— Я приеду в эти выходные, — пообещала Ифемелу. — Привезу с собой своего бойфренда Кёрта. Наконец-то познакомитесь.

* * *

С тетей Уджу Кёрт был услужлив и чарующ и так ее умасливал, что Ифемелу несколько смутилась. За ужином с Вамбуи и прочими подругами Кёрт то и дело доливал в бокалы. Обаятельный — таким сочла его одна из девушек: «Твой бойфренд — он такой обаятельный». И Ифемелу пришло на ум, что обаяние она не любит. Не любит такое, как у Кёрта, — с потребностью ослеплять, изображать. Она жалела, что Кёрт не ведет себя поспокойнее, посдержаннее. Когда он заводил разговоры с людьми в лифтах или обильно раздавал комплименты посторонним, она затаивала дыхание, уверенная, что все увидят, до чего он любит чужое внимание. Но все всегда улыбались в ответ, отвечали и позволяли себя обожать. Как и тетя Уджу.

— Кёрт, попробуйте суп? Ифемелу вам такой не готовила? А жареный банан пробовали?

Дике наблюдал, говорил мало, вежливо и учтиво, хотя Кёрт шутил с ним, болтал о спорте и очень старался завоевать его расположение — Ифемелу опасалась, что он сейчас начнет ходить колесом. Наконец Кёрт спросил:

— Хочешь в кольцо покидать?

Дике пожал плечами.

— Ладно.

Тетя Уджу смотрела им вслед.

— Ты глянь, он ведет себя так, будто все, к чему ты прикасаешься, начинает пахнуть духами. Ты ему и впрямь нравишься, — сказала тетя Уджу, а затем, поморщившись, добавила: — Даже с такой прической.

— Тетя, бико, оставь мою прическу в покое, — сказала Ифемелу.

— Как джут. — Тетя Уджу запустила пальцы в афро Ифемелу.

Ифемелу отвела голову.

— А если бы в любом журнале и в любом фильме, какие тебе бы попались, были красавицы с волосами, как джут? Ты бы сейчас моими любовалась.

Тетя Уджу фыркнула:

— Ладно, можешь говорить об этом по-английски, но я говорю как есть. В натуральных волосах всегда что-то неряшливое и неопрятное. — Тетя Уджу примолкла. — Ты читала сочинение своего братца?

— Да.

— Как он может говорить, будто не знает, кто он такой? С каких это пор он запутался? И с каких пор у него трудное имя?

— Поговори с ним, тетя. Если он так чувствует, значит, он так чувствует.

— Думаю, он так написал, потому что этому их там учат. Все у них запутанные, самосознание то, самосознание сё. Кто-то совершит убийство и скажет — все потому, что это мама его не обнимала, когда ему было три годика. Или вытворят что-нибудь гадкое и скажут, мол, у них болезнь, они с ней борются.

Тетя Уджу глянула в окно. Кёрт с Дике стучали бейсбольным мячом во дворе, а дальше начинались густые заросли. В последний приезд Ифемелу проснулась и увидела в кухонное окно пару изящно несшихся оленей.

— Я устала, — сказала тетя Уджу вполголоса.

— В смысле? — Ифемелу знала, впрочем, что далее последуют лишь очередные жалобы на Бартоломью.

— Мы оба работаем. Мы оба приходим домой в одно и то же время, и знаешь, чем занимается Бартоломью? Усаживается в гостиной, включает телевизор и спрашивает, что у нас на ужин. — Тетя Уджу скривилась, и Ифемелу заметила, до чего та поправилась, приметила зачаток второго подбородка, незнакомый разлет ноздрей. — Хочет, чтобы я отдавала ему свою зарплату. Вообрази! Сказал, что так устроен брак, раз он глава семьи, и что я не должна слать деньги брату без его разрешения, что платежи за машину мы должны делать из моей зарплаты. Я хочу подыскать Дике частную школу — при таких-то глупостях, что творятся в государственной, — но Бартоломью говорит, что это слишком дорого. Слишком дорого! Меж тем его дети учились в частных школах в Калифорнии. Он вообще не берет в голову, что там происходит в школе у Дике. Давеча я туда пошла, а завуч на меня накричала через весь зал. Вообрази. Так нагрубила. Я заметила, что на других родителей она через весь зал не орет. Ну я подошла и отбрила ее. Эти люди, они тебя доводят до зла, а никуда не денешься — чтоб достоинство сохранить. — Тетя Уджу покачала головой. — Бартоломью плевать, что Дике до сих пор зовет его дядей. Я говорила ему предложить Дике звать его папой, но хоть бы что. Ему только и надо, чтоб я ему зарплату отдавала, готовила потроха с перцем по субботам, пока он смотрит европейскую лигу по спутниковому. С чего это я должна ему зарплату отдавать? Он за мое медобразование платил? Хочет начать дело, ему не дают кредит, а он им говорит, что засудит их за дискриминацию, потому что кредитная история у него неплохая и он выяснил, что человек, который в нашу церковь ходит, получил заем при кредитной истории куда хуже. Я, что ли, виновата, что ему заем не дают? Его сюда заставляли переезжать, что ли? Он разве не знал, что мы тут будем единственные черные? Он сюда ехал, не потому что ему тут будет выгоднее? Сплошь деньги, деньги, деньги. Он рвется рабочие решения принимать за меня. Что бухгалтер знает о медицине? Мне всего-то и надо, чтоб с удобствами. Хочу заплатить ребенку за колледж. Не надо мне работать дополнительно, чтоб денег накопить. Я ж не собираюсь яхту покупать, как американцы. — Тетя Уджу ушла от окна и села за стол. — Даже не знаю, чего я сюда приехала. Тут на днях аптекарша сказала, что у меня непонятный акцент. Вообрази, я попросила лекарство, а она мне прямо сказала, что у меня акцент непонятный. В тот же самый день, будто они сговорились, один пациент, бездарный брандахлыст, весь в татуировках, сказал мне катиться откуда приехала. А все потому, что я знала: врет он про боли — и отказалась выписать ему обезболивающее. Почему я эту дрянь терпеть должна? Во всем виноваты Бухари, Бабангида и Абача, потому что они разрушили Нигерию.

76