Американха - Страница 160

160

* * *

Она обратилась к прошлому. Позвонила Блейну — поздороваться, рассказать ему, что всегда считала его слишком хорошим, слишком чистым для себя, а он разговаривал неловко, словно недовольный ее звонком, но в конце сказал:

— Рад, что ты позвонила.

Она позвонила Кёрту — голос у него был бодрый, он бурно обрадовался ее звонку, и она представила, как они возвращаются друг к другу, их отношения без всякой глубины и боли.

— Это ты мне слал громадные суммы денег за блог? — спросила она.

— Нет, — сказал Кёрт, однако она колебалась, верить ему или нет. — Ты все еще ведешь блог?

— Да.

— На тему рас?

— Нет, просто о жизни. Раса тут неприменима. У меня такое ощущение, что я вышла из самолета в Лагосе и перестала быть черной.

— Точняк.

Она и забыла, до чего по-американски он общается.

— Со всеми остальными не так было, — сказал он. Услышав это, она порадовалась. Он позвонил ей поздно ночью по нигерийскому времени, и они поболтали о том, чем вместе занимались когда-то. Воспоминания теперь казались отполированными. Он смутно намекал, что приедет к ней в гости в Лагос, она отвечала смутными звуками согласия.

Однажды вечером, когда она зашла с Раньинудо и Земайе в «Терра Культуру» посмотреть спектакль, наткнулась там на Фреда. Они уселись все вместе в ресторане, попить смузи.

— Приятный парень, — прошептала Раньинудо Ифемелу.

Поначалу Фред трепался, как и прежде, о музыке и искусстве, весь вязался в узлы от нужды произвести впечатление.

— Вот бы узнать, какой ты, когда ничего из себя не строишь, — сказала Ифемелу.

Он хохотнул.

— Приходи на свидание — узнаешь.

Повисло молчание, Раньинудо с Земайе смотрели на Ифемелу выжидательно, и ее это развеселило.

— Приду.

Он отвел ее в ночной клуб, а когда она сказала, что ей скучно от слишком громкой музыки, от дыма и от едва одетых чужих людей слишком близко от нее, он растерянно ответил, что ему тоже ночные клубы не нравятся, он просто счел, что они милы ей. Они смотрели вместе кино у нее дома, а потом — у него на квартире в Ониру, где по стенам висели картины с арками. Ее удивило, что им нравятся одни и те же фильмы. Его повар, утонченный мужчина из Котону, делал полюбившуюся ей арахисовую похлебку. Фред играл ей на гитаре и пел хрипловатым голосом, рассказывал, что мечтал быть вокалистом в какой-нибудь фолковой группе. Он был миловиден — такой привлекательностью проникаешься постепенно. Он ей нравился. Он часто поправлял очки маленьким тычком пальца, и она считала это очаровательным. Они лежали у нее на кровати нагие, разморенные, теплые, и она жалела, что все не так, не иначе. Вот бы чувствовать то, что ей хотелось.

* * *

И тут, дремотным воскресным вечером, через семь месяцев после их окончательного разговора, на пороге ее квартиры возник Обинзе. Она воззрилась на него.

— Ифем, — произнес он.

До чего же ошеломительно было видеть его, эту выбритую голову и прекрасную нежность лица. Глаза у Обинзе горели, грудь ходила ходуном от тяжкого дыхания. В руках был длинный лист бумаги, испещренный мелкими записями.

— Я писал это для тебя. Вот то, что я бы хотел знать на твоем месте. О чем я думал. Я все записал.

Он подал ей листок, все еще дыша надсадно, а она все стояла и руки к бумаге не протянула.

— Я знаю, можно было бы принять все, чем мы не можем друг другу быть, и даже превратить это в поэтическую трагедию наших жизней. А можно действовать. Я хочу действовать. Коси — хорошая женщина, а мой брак — такое вот текучее благолепие, но мне не надо было на ней жениться. Я всегда знал, что чего-то не хватает. Я хочу растить Бучи, хочу видеться с ней каждый день. Но я все эти месяцы притворялся, и однажды она достаточно повзрослеет, чтобы понять, что я притворяюсь. Сегодня я съехал из дома. Поживу пока у себя в квартире в Парквью, надеюсь видеться с Бучи ежедневно, если получится. Знаю, я слишком долго протянул, понимаю, что ты двинулась дальше, и я полностью отдаю себе отчет, что ты сомневаешься и тебе нужно время.

Он примолк, помялся.

— Ифем, я за тобой бегаю. И собираюсь бегать, пока ты не дашь нам попробовать.

Она смотрела на него, долго-долго. Он говорил то, что она хотела услышать, но все равно продолжала смотреть.

— Потолок, — сказала она наконец. — Заходи.

Благодарности

Моя глубочайшая признательность — моей семье, читавшей черновики, рассказывавшей мне истории и приговаривавшей «джиси ике», когда мне необходимо было это услышать; семья чтила мою потребность в пространстве и времени и ни разу не поколебалась в этой странной и прекрасной вере, рожденной от любви: Джеймз и Грейс Адичи, Ивара Есеге, Иджеома Мадука, Уче Сонни-Эдупута, Чукс Адичи, Оби Мадука, Сонни Эдупута, Тинуке Адичи, Кене Адичи, Окей Адичи, Ннека Адичи Океке, Оге Икемелу и Уджу Эгону. Три милейших человека подарили этой книге столько времени и мудрости: Ике Анйя, ойи ди ка нванне; Луи Эдозиен и Чинакуэзе Оньемелукве.

За ум и замечательную щедрость при чтении рукописи, местами — не по одному разу, за возможность увидеть моих персонажей их глазами, за то, что говорили мне, где получилось, а где — нет, я благодарна дорогим друзьям: Аслаку Сире Михре, Биньяванге Вайнайне, Чиоме Околи, Дэйву Эггерзу, Мухтару Бакаре, Рейчел Силвер, Ифеачо Нвоколо, Ким Нвосу, Колуму Маккэнну, Фунми Ийянде, Мартину Кеньону (любимому педанту), Аде Эчетебу, Танди Ньютон, Сими Досекун, Джейсону Каули, Чиназо Анье, Саймону Уотсону и Дуэйну Беттсу.

Благодарю редактора Робина Дессера из «Нопфа»; Николаса Пирсона, Минну Фрай и Мишель Кейн из «Форт Эстейт»; персонал агентства Уайли, особенно Чарлза Бьюкэна, Джеки K° и Эмму Пэттерсон; Сару Чэлфэнт, друга и агента — за незыблемое ощущение безопасности; и Гарвардский Рэдклиффский институт углубленных исследований — за кабинетик, залитый светом.

160