— Очень хорошо и вдохновляюще, — сказала тетя Онену.
— Ах, но, тетя Онену, женщины не должны выходить замуж за близких друзей, там же никакой химии секса, — возразила Земайе.
Тетя Онену бросила на Земайе взгляд, каким оделяют чокнутого студента, которого никто всерьез не воспринимает, а затем покопалась в своих бумажках и сказала, что статья Ифемелу о миссис Фунми Кинг ей не понравилась.
— Зачем ты написала «она никогда не смотрит на дворецкого, когда с ним разговаривает»? — спросила тетя Онену.
— Потому что она не смотрит, — ответила Ифемелу.
— Но получается, что она гадина, — сказала тетя Онену.
— Мне эта деталь показалась любопытной, — сказала Ифемелу.
— Согласна с тетей Онену, — вклинилась Дорис. — Любопытная она или нет, это же оценочно?
— Сама затея брать у кого-то интервью и писать подводку к нему — оценочна, — сказала Ифемелу. — Дело не в собеседуемом. Дело в том, что́ собеседующий о нем понял.
Тетя Онену покачала головой. Дорис покачала головой.
— Зачем нам так осторожничать? — спросила Ифемелу. Дорис ответила, фальшиво шутя:
— Это тебе не твой американский расовый блог, где ты всех провоцировала, Ифемелу. Это типа порядочный женский журнал?
— Именно! — поддержала ее тетя Онену.
— Но, тетя Онену, мы никогда не обставим «Стекло», если продолжим в том же духе, — сказала Ифемелу.
Тетя Онену вытаращила глаза.
— «Стекло» делает в точности то же, что и мы, — быстро проговорила Дорис.
Вошла Эстер и доложила, что приехала дочь тети Онену.
Эстер в своих черных туфлях на шпильках несколько покачивалась на ходу, и Ифемелу встревожилась, что секретарша сейчас рухнет и вывихнет лодыжку. Тем утром Эстер сообщила Ифемелу: «Тетенька, у вас прическа — джага-джага» — с эдакой печальной искренностью, — о твистах, которые Ифемелу считала обаятельными.
— Э, она уже здесь? — переспросила тетя Онену. — Девочки, завершайте без меня. Я еду с дочерью по магазинам, за платьем, а вечером у меня встреча с нашими распространителями.
Ифемелу устала, ей было скучно. Она вновь задумалась о собственном блоге. Телефон завибрировал, звонила Раньинудо, и хотя обычно Ифемелу ждала окончания планерки и перезванивала потом сама, но сегодня она сказала:
— Простите, этот звонок придется принять, международный, — и поспешила вон.
Раньинудо жаловалась на Дона:
— Он сказал, что я больше не та сладкая девочка, какой была когда-то. Что я изменилась. А я знаю, между прочим, что джип он купил и уже растаможил в порту, но теперь не хочет мне его отдавать.
«Сладкая девочка». Сладкая девочка означает, что Дон уже давно запихивает Раньинудо в удобную ему формочку — или что она позволяла ему так думать.
— А что Ндуди?
Раньинудо громко вздохнула.
— Мы с воскресенья не разговариваем. Сегодня он забывает мне позвонить. Завтра слишком занят. Ну, я ему и сказала, что это неприемлемо. Чего я одна должна напрягаться? Теперь вот дуется. Вообще не умеет первым разговор начать, как взрослый человек, — или согласиться, что в чем-то был не прав.
Позже, уже у них в кабинете, Эстер заглянула сказать, что к Земайе пришел какой-то мистер Толу.
— Это фотограф, с которым ты делала статью о портных? — спросила Дорис.
— Да. Он опоздал. Не первый день от моих звонков бегает, — сообщила Земайе.
Дорис сказала:
— Разберись с этим и обязательно добудь мне фотографии к завтрашнему утру? Мне нужно все подготовить к печати завтра до трех? Не хватало еще повторить задержку на печати, особенно теперь, раз «Стекло» печатается в Южной Африке?
— Ладно. — Земайе тряхнула мышкой. — Сервер сегодня такой медленный. Мне надо отправить эту штуку. Эстер, скажи ему, пусть подождет.
— Да, ма.
— Тебе получше, Эстер? — спросила Дорис.
— Да, ма, спасибо, ма. — Эстер изобразила книксен на йорубский манер. Она стояла у дверей, словно ожидая, пока ее отпустят, слушала разговоры. — Я принимаю лекарство от тифа.
— У тебя тиф? — спросила Ифемелу.
— А ты не заметила, как она выглядела в понедельник? Я ей дала денег и велела идти в больницу, а не в аптеку? — сказала Дорис.
Ифемелу пожалела, что не сама заметила, как Эстер худо.
— Прости, Эстер, — сказала Ифемелу.
— Спасибо, ма.
— Эстер, извини-о, — сказала Земайе. — Я видела ее тусклое лицо, но решила, что она просто постится. Сами знаете, она постится постоянно. Постится и постится, пока Бог не пошлет ей мужа.
Эстер хихикнула.
— Помню, случился у меня этот ужасный припадок тифа, в средних классах еще, — сказала Ифемелу. — Кошмар был, а выяснилось, что я принимала недостаточно сильный антибиотик. Что ты принимаешь, Эстер?
— Снадобье, ма.
— Какой они тебе дали антибиотик?
— Не знаю.
— Не знаешь название?
— Давайте я принесу, ма.
Эстер вернулась с прозрачными пакетиками пилюль, на которых инструкции были нацарапаны от руки синими чернилами, без всяких названий. «По две принимать утром и вечером». «По одной три раза в день».
— Нужно написать об этом, Дорис. Нам нужна колонка о здоровье с полезными практическими сведениями. Кто-то должен уведомить министра здравоохранения о том, что рядовые нигерийцы идут к врачу, а врач прописывает им безымянные лекарства. Они убить могут. Как понять, что ты уже приняла внутрь, а что не следует принимать, если ты уже пьешь какое-то лекарство?
— А, а, но это мелко: они так делают, чтобы ты больше ни у кого другого лекарства не покупал, — сказала Земайе. — А поддельные лекарства? Ты сходи на базар и глянь, чем они там торгуют.